Афганистан превращался в плацдарм для мирового джихада

Афганистан превращался в плацдарм для мирового джихада

19 декабря 2019 г. 13:52:00

Переброс боевиков ИГИЛ из Сирии на север Афганистана и безопасность Центральной Азии; открытие каспийских портов для транзита американских грузов и возможный уход США из Пакистана; роль Ирана в регионе и развитие газовых маршрутов — эти и другие темы корреспондент МР обсудил с директором Второго департамента Азии МИД РФ Замиром Набиевичем Кабуловым.

Текст: Екатерина Борисова

— Замир Набиевич, переброс боевиков «Исламского государства» (ИГИЛ, ИГ) (запрещено в России) из Сирии на север Афганистана свидетельствует о том, что в нынешнем ближневосточном раскладе начинает появляться афганская карта. Как Вы видите дальнейшее развитие событий?

— Во-первых, когда мы говорим о перебросе боевиков, бегущих из Сирии, в Афганистан, нужно сразу оговориться, что этот процесс не носит массового характера. Речь идёт о нескольких сотнях. На первом этапе, где-то полгода назад или более того, когда в Сирии у ИГИЛ ситуация ухудшилась, они начали перебрасывать боевиков с семьями. На север Афганистана попадали в основном выходцы из Центральной Азии. Этот процесс какого-то кардинального изменения в военно-политическом раскладе в Афганистане не произвёл.

Но мы обращаем внимание на этническую принадлежность перебрасываемых боевиков, которых заводят в Афганистан разными маршрутами. Основной путь — нелегально через территории Пакистана и Ирана.

Для центральноазиатов «Исламским государством» в Афганистане оборудованы тренировочные террористические лагеря с русскоговорящими инструкторами. Их стараются перебазировать именно на север Афганистана, где для них заготовлены убежища.

Другими словами, ИГИЛ последовательно работает над созданием разветвлённой сети, которая должна распределиться по всему периметру северного афганского приграничья, прилегающего к Центральной Азии. Наиболее крупные концентрации боевиков наблюдаются в провинции Бадгис, Фарьяб, Джаузджан, Бадахшан, то есть напротив туркменской, узбекской и таджикской границ. Этнический состав игиловцев говорит о задаче, которая перед ними ставиться. Их приоритет будет не война в Афганистане, а нацеленность на Центральную Азию.

— Это подготовка плацдарма?

— Да. Мы уже не первый год обращаем внимание, что игиловцы практически не задействуют свои отряды в борьбе с американо-натовскими войсками в Афганистане и даже не выступают против правительственных войск. Они стараются сосредоточиться на мобилизации сил, на постепенном увеличении состава, овладении территорией, чтобы их позиции были устойчивыми. И когда они сочтут, что время настало, и сил достаточно, то могут перейти к более активным действиям против центральноазиатских государств.

Арабов среди переселяемых в Афганистан игиловцев не так много. И этому есть историческое объяснение. Усама бен Ладен, когда создавал «Аль-Каиду» (запрещена в России) в Афганистане, привёл с собой много арабских наёмников. Они отличались жестокостью и навязывали свои порядки, будучи союзниками раннего движения афганских талибов. Однако им не удалось сильно преуспеть. В последующем отношение к арабам со стороны афганцев резко ухудшилось. Афганцы в целом, включая талибов, арабов не любят. Перспективы для переброски именно арабских группировок с Ближнего Востока невелики в силу того, что сами афганские боевики не хотят действовать под руководством пришлых, тем более арабов.

— Каковы взаимоотношения афганских талибов с боевиками ИГИЛ в Афганистане?

— Когда ИГИЛ появилось в Афганистане (около двух лет назад), оно пришло с тезисом, что талибы предали идею глобального джихада и сосредоточились на решении сугубо афганских вопросов — на захвате власти. А это, с точки зрения идеологии «Исламского государства», является предательством интересов ислама. Дошло до того, что первые пришедшие игиловцы в назидание другим повесили несколько талибовских командиров, что встретило сопротивление как талибов, так и афганцев в целом. И первые представители ИГИЛ были уничтожены. В дальнейшем игиловские ходоки действовали более изощрённо. Они учли эти ошибки, и им удалось разными способами повлиять на местное население и получить базу социальной поддержки, пусть и ограниченную. Например, они попытались переманить на свою сторону талибских боевиков на чисто коммерческой основе. Талибы платят своим боевикам от двухсот до трёхсот долларов в месяц. Игиловцы же сразу предложили в два, в три раза больше. Это важно — многие боевики талибов воюют не столько ради идеологии, сколько из-за того, что нет работы.

На этой почве игиловцам удалось поставить под свой прямой контроль или влияние целые уезды в Афганистане. Не скажу, что много, но достаточно, чтобы закрепиться. Была организована и работа с молодёжью.

— Вы говорите про север Афганистана?

— Это не только север, но и другие части страны — Восток, Запад. Складывается ощущение, что создание баз ИГИЛ в Афганистане — не для непосредственной борьбы на этой территории, а против Центральной Азии, против Ирана и, в известной степени, против Китая (имея в виду Синьцзян-Уйгурский автономный район).

— То есть ИГИЛ, постепенно перебазируясь в Афганистан, ориентировано сразу на несколько направлений атаки?

— Конечно, на весь регион. Это объясняется игиловской идеологией глобального халифата. Центральная Азия воспринимается ими лишь как составная часть будущего образования.

Для закрепления в регионе они применяют подчас довольно интересные методы. Например, внимательно изучают ситуацию в отдельных уездах. Как правило, реальную власть на местах имеют не чиновники центральной власти, а отряды бывших моджахедских полевых командиров. Представители ИГИЛ умудрялись вычислить, кто является наиболее перспективным полевым командиром, договаривались с ним, финансировали его, и он переподчинял себе всех остальных. После чего этого полевого командира игиловцы ликвидировали, и сами становились хозяевами положения. За два года им с нуля удалось нарастить численность своих боевиков до семи тысяч в целом по Афганистану. Плюс так называемые резервисты. Ими можно считать тех молодых людей, которые проживают в кишлаках и до поры до времени не задействованы даже в тренировочной работе, но они могут стать тем самым источником, откуда в случае необходимости «Исламское государство» будет черпать дополнительные кадры.

— Правильно ли я понимаю, что в ближайшем будущем усиление напряжённости на границе с Центральной Азией не предвидится?

— Группировка ИГИЛ пока растёт. Но надо учитывать, что республики Центральной Азии защищены по-разному. Мы знаем о готовности силовых структур Узбекистана, Таджикистана. Что касается Туркмении, достоверной информации нет. Ашхабад утверждает, что всё под контролем. Но граница у Афганистана с этими странами очень длинная и сложно контролируема. Есть сомнения, что её можно крепко закрыть на замок. В Таджикистане — наша военная база, мы помогаем, с Узбекистаном у нас тесное двустороннее сотрудничество в сфере безопасности. С Ашхабадом дело обстоит иначе, поэтому не хотелось бы, чтобы там возникли проблемы. Резких движений ИГИЛ не делает, потому что у него не хватает сил. В первую очередь, это связанно с тем, что усохли источники финансирования.

Усама бен Ладен тоже появился изначально с кучкой своих сторонников арабов, а потом его силы разрослись. Если мы умеем учиться и извлекать уроки, мы не должны ждать, когда ИГИЛ станет серьёзным угрожающим инструментом против нас и наших союзников.

— Превентивные меры противодействия с нашей стороны принимаются?

— Мы говорим об этом с афганским правительством; указываем американцам на недооценку опасности ИГИЛ, в результате которой «Исламское государство» в Афганистане разрастается. Но возникает ощущение, что США это мало волнует, потому что угроза не против них. Афганское правительство тоже не слишком беспокоится, так как игиловцы не ставят задачу его свержения. Российские политики убеждают местных чиновников, чтобы они на своей территории наводили порядок и ликвидировали источники терроризма, которые угрожают соседям, как близким, так и отдалённым. Это, во-первых. Во-вторых, поскольку у нас нет военного присутствия в Афганистане, мы работаем с нашими союзниками, партнёрами в Центральной Азии, как в рамках ОДКБ, так и на двусторонней основе.

Подоплёка вашего вопроса абсолютно верная: надо бороться в самом эпицентре событий. Но, несмотря на заявления американцев и афганского правительства, что они борются и наносят авиаудары по игиловским лагерям, боевиков от этого меньше не становится. Важен результат, а не демонстрация активности.

— Расскажите о перспективах ОДКБ с учётом появившейся информации о том, что Китай тоже организует антитеррористическую коалицию с Афганистаном, Таджикистаном и Пакистаном.

— Китай не является членом ОДКБ, такое сотрудничество для него важно с точки зрения обеспечения безопасности Синьцзян-Уйгурского автономного района. Поэтому все страны, которые соприкасаются с этим районом, для Поднебесной важны. Что касается ОДКБ, то она работает по своей программе.

— Не является ли это попыткой Китая перетянуть силы на свою сторону?

— Зачем Китаю обострять отношения с Российской Федерацией? Всё-таки китайские коллеги старались всегда учитывать такие чувствительные моменты, но в то же время у них есть абсолютное законное право обеспечить свою безопасность совместно со всеми соседями. Это никаким образом не является нарушением устава ОДКБ для тех её членов, которые участвуют в таком сотрудничестве. Здесь ограничений нет. Мы с китайцами союзники, а терроризм — общий враг. Если они будут бить игиловцев на том крыле, исходя из собственных интересов, они так или иначе, косвенно или прямо будут способствовать ослаблению террористической организации.

— По идее, с американцами мы тоже союзники...

— С американцами мы союзники только на словах.

— ...В нашей борьбе с террористическими группами.

— Что-то последние годы мы этого не видим. Сейчас войска НАТО в стране составляют полторы тысячи, раньше их было 150 тыс. Несмотря на их массированное в своё время присутствие в Афганистане, талибы, как военно-политическая сила, возродились с нуля. Не зря у афганцев возникает вопрос, каким образом 450 тыс. (150 тыс. американо-натовских войск, плюс 300 тыс. афганской армии, плюс полиция и силы безопасности) не могут победить 75 тыс. —то пиковое количество бойцов у талибов. Вывод напрашивается. Очевидно, американцам нужен повод для сохранения своего военного присутствия.

— Прокомментируйте, пожалуйста, переориентацию маршрутов коммерческого транзита специального груза США в Афганистан из Пакистана на каспийское направление, через Азербайджан и Казахстан.

— Новая политика президента Трампа в Южной Азии предполагает усиление давления на Пакистан. Американцы ждали 17 лет, прежде чем осознать, что на пакистанской территории существуют опорные базы талибов, и теперь решили надавить на пакистанское руководство. Давление вылилось в ограничение финансовой помощи и в попытку изолировать Пакистан на международной арене. Они понимают, что на каком-то этапе эта страна будет вынуждена реагировать и начнёт с перекрытия маршрутов поставки материального обеспечения американских войск в Афганистане.

Поэтому США стали прорабатывать другой маршрут. Начало его будет в Грузии, из Грузии в Азербайджан, далее Каспий. Сейчас идёт разговор об использовании казахстанского порта Актау. Потом — либо Туркмения, либо Узбекистан. Однако это более дорогостоящий с финансово-экономической точки зрения маршрут, чем пакистанский.

— А пакистанское направление полностью закрывается или просто происходит уменьшение потока?

— Пока ничего не закрывается. США лишь демонстрируют пакистанским властям, что если они вздумают перекрыть этот путь снабжения, то данному маршруту есть альтернатива. Пакистан сопротивляется, и у него есть инструменты влияния, рычаги. Через Пакистан не только транспортные самолёты летают, но и военная авиация. В том числе и с американской базы на о. Диего-Гарсия в Индийском океане. Если Пакистан вздумает перекрыть воздушное пространство, как американцы будут летать? Иран не пропустит, Пакистан не пропустит, а другого маршрута нет, если не считать Россию.

— Заявления Ирана о готовности предложить газовую сделку (вместо проекта ТАПИ) Туркмении и Пакистану, подразумевающую замещение туркменского газа для Пакистана, а также обнародование информации, что Иран завербовал тысячи афганцев-шиитов и «воинов» из других стран региона для участия в боевых действиях в Сирии, свидетельствуют, что Иран готов играть более значимую роль в регионе. Каковы в настоящее время иранско-афганские и ирано-пакистанские отношения?

— Кто только не вербовал в Сирию. Ни один Иран этим занимался. Другие сопредельные Сирии страны замечены в той же самой вербовке и переброске афганцев. Иран, как страна, непосредственно граничащая с Афганистаном и имеющая сложные отношения с США, озабочен американским военным присутствием в Афганистане. Если учитывать занятость Ирана в различных региональных конфликтах, тыл у них уязвим. В данном случае тыл для них — Афганистан, где присутствуют американцы. У иранцев совершенно обоснованные опасения, что оттуда может быть нанесён удар в случае обострения дальнейших ирано-американских отношений. Иран — крупная региональная держава, у которой есть долгосрочные стратегические интересы. Ему важно, чтоб в Кабуле сидел дружественный режим, который будет с ним поддерживать отношения и не предоставлять свои территории для враждебных ему сил.

— Это пожелания, а как же реальность?

— А реально иранцы обеспокоены складывающейся ситуацией и заботятся о своей безопасности. Они будут делать всё всеми доступными средствами, чтобы гарантировать её. Афганистан никаких претензий к Ирану не имеет, но афганцы — не полные хозяева у себя дома. На афгано-иранской границе расположены американские базы: авиабаза Шинданд, которую ещё советские войска ставили, Кандагар—крупная авиабаза. Есть база в Герате. И для Ирана это всё — вопрос жизни и смерти.

Иранцы стараются наладить отношения, в том числе с движением «Талибан» (запрещено в России), которое воюет против американцев. На этой почве возникает тактическая общность интересов. У иранцев нет войск в Афганистане, как и у нас, поэтому они используют этот фактор, как и любой другой, для того чтобы отслеживать и не допускать по мере возможности нагнетания напряжённости или угрозы, проецируемой на Иран.

— Какие отношения у Ирана с Пакистаном?

— Сложные. Надо помнить, что много лет назад Иран, Пакистан, а тогда и Индия заключили соглашение о строительстве газопровода от иранских газовых крупных месторождений на побережье Персидского залива через Пакистан в Индию. Иран потратил порядка трёх миллиардов долларов и проложил трубу по своей территории, подведя её к самой иранопакистанской границе.

После того, как США ужесточили санкции против Ирана, Индия вышла из договора, а Пакистан так и не начал строительство своей части трубы, тоже под давлением американцев. Индийцы при этом говорят о ненадёжности Пакистана, как транзитёра. Они опасались, что пакистанцы в любой момент могут перекрыть вентиль. Это официальное опасение Индии, поэтому газопровод не состоялся. Но экономически он выгоден. Индийский, пакистанский рынки огромные, они переварят огромное количество газа. Индийская экономика растёт с темпом более 7-8 % в год.

— А какой смысл тогда в иранском газовом предложении, которое он сделал Туркмении и Пакистану? Зачем подключать Ирану Туркмению, если своего газа достаточно, и труба проложена до пакистанской границы?

— Несмотря на торжественные мероприятия по запуску проекта ТАПИ (Туркменистан — Афганистан — Пакистан — Индия), там пока ничего не происходит. И ситуация с безопасностью такова, что есть сомнения, что проект состоится, по крайней мере, скоро. Туркмении важно продавать газ, что представляет для неё существенную статью дохода. Иранцы и предлагают ей свой вариант: давайте вы войдёте в Пакистан с газом через нашу территорию, минуя Афганистан. Думаю, суть в этом. Понятно желание Туркмении и Ирана продавать и зарабатывать на природном богатстве, которое им досталось от Бога.