Александр Захарченко погиб совсем не напрасно. Помните, как у Маяковского : «Стала величайшим коммунистом-организатором даже сама Ильичева смерть»? Те, кто спланировал это убийство и привел в действие взрывное устройство, точно просчитались.
Предположительно, организаторы теракта должны были рассчитывать на то, что смерть первого лица в стане сепаратистов должна будет деморализовать весь сепаратистский лагерь, убедив его в том, что никто не сможет уйти от возмездия. И действительно, сейчас кажется, что отчаяние, охватившее людей, чувство безнадежности, незащищенности, катастрофической неопределенности, неуверенности в завтрашнем дне стало доминирующим.
И граждане республики, и многие россияне заговорили о неминуемом завершении донбасского проекта, о том, что без Александра Захарченко, который являлся и символом, и гарантом независимости ДНР, республика вести свою борьбу будет не в состоянии. Это глубокое заблуждение, поскольку отнюдь не глава определял курс, которым шло возглавляемое им государственное образование, а люди, выбравшие его своим руководителем. Это было и есть непреложное требование времени, исторический выбор Донбасса, который и сегодня остается безальтернативным.
Захарченко — что, кстати, свидетельствует о такой свободе политических нравов в республике, о какой украинцам сегодня приходится только мечтать — был постоянным объектом претензий со стороны сограждан. Его винили во всем: в низких зарплатах, безработице, не слишком эффективной работе государственных органов. Я, честно говоря, не знаю, насколько оправданны и справедливы были эти претензии. Но то, что люди не боялись склонять главу в присутственных местах, говорило о двух вещах. Во-первых, они не боялись, что их тут же на месте подвергнут расстрелу за критику первого лица, а во-вторых, он был для них в доску своим парнем, тем человеком, которого можно в сердцах обругать не потому, что он в чем-то виноват — просто все время на виду и подвернулся под руку.
Пустые улицы ночного Донецка украшены портретами Захарченко с его высказываниями — банальными и не очень. Но они про независимость, про то, что единственное будущее Донецка — это Россия. Именно это люди боятся потерять, поскольку думают, что судьба республики может оказаться в чьих-то чужих и недружелюбных руках, которые вернут отложившуюся территорию Украине. Я уверен, что это невозможно, поскольку именно они, именно те, кто выходил в 2013 и 2014 годах на улицы, кто держал оборону на рубежах все 4 с лишним года и есть республика. А Александр Захарченко просто один из них, такой же как они, вровень с ними и кровь от крови, плоть от плоти. В головах этих людей ничего не изменится, разве что после подлого убийства выбранного ими руководителя они станут злее и выберут себе в следующий раз человека еще более жесткого и полного такого же безграничного презрения к бывшей родине, как и они сами.
Новые выборы неизбежны, поскольку в ситуации междувластия ДНР, находящаяся в состоянии войны, долго существовать не сможет. Назначенный временно исполняющим обязанности главы Дмитрий Трапезников не имеет необходимого для полноценного представительства воюющей республики бэкграунда. Он хозяйственник, а кресло руководителя должен будет занять человек, который пользуется авторитетом и у военных. Это обязательное условие и, я уверен, это прекрасно понимает и Москва, оказывающая комплексную помощь защищающим свой дом, свой язык, свою маленькую Россию донецким сепаратистам.
Так что ничего не потеряно, никто ничего и никуда не сливает. Граждане республики остались на месте — они точно не изменят своего отношения к происходящему, а это значит, что следующий человек, которому они доверят свою землю, должен будет исходить из их представлений о том, как должно быть обустроено будущее. Идти наперекор общественным интересам можно, имея гигантские репрессивные ресурсы, которые в ДНР отсутствуют. Их никто не развивал до такой степени, чтобы можно было заткнуть рот всякому, думающему иначе. В этом нет, и ре было необходимости. Народная республика остается таковой, несмотря на то, что ожидания, связываемые с этим определением, не слишком совпадают с той реальностью, в которой приходится сегодня жить гражданам ДНР.
Паника плохой советчик. Именно потому, что Александр Владимирович Захарченко был что называется в доску своим, он бы посоветовал своим соотечественникам не замыкаться в горе, не выкладываться эмоционально, считая, что он незаменим. Заменим именно потому, что он такой же как вы, как каждый из вас. Это ведь не вы служили ему, а он вам — делая это, как умел. И точно не так плохо, как многим казалось. Смерть — это награда, которой ненавидящие превращают в героев ненавидимых.
Андрей Бабицкий
Октябрь 2014 года, отрывок из интервью Александр Захарченко журналу "Эксперт"
«Цена того, за что мы боремся, гораздо выше цены нашей жизни».
— Разве вы еще не привыкли к потерям?
— Мы можем привыкнуть к количеству убитых. Для вас шесть убитых человек, которых нашли в захоронении, — трагедия. А мы тут не понимаем, почему шестеро для вас стали трагедией (речь идет о широком обсуждении в российской прессе и на дипломатическом уровне захоронений, найденных на территории ДНР. — «РР»), когда тут умирают десятками каждый день. Почему эти шестеро оказались особыми для журналистов? Почему?
— А как вы думаете, почему?
— Некоторые ответы, которые приходят мне в голову… Мне даже самому страшно произносить их у себя в голове. Когда убивают каждый день — это статистика. А когда нашли беременную женщину в том захоронении… и при этом совпали нужные политические моменты… А до этого они не совпадали — эти моменты. Или космические лучи не так сходились в нужной точке. Значит, те смерти были никому не интересны… Но у нас самих совсем другое отношение к смерти. Нас поймут, знаешь кто? Шахтеры, например, в Воркуте. В Кузбассе нас поймут. Каждый день я спускался в шахту, а брат — поднимался. Я поднимался, брат — спускался. Мать, жена — они ждут. Мы все понимаем, что можем спустившегося больше никогда не увидеть.
— А человек способен не переставая волноваться все эти часы, пока длится смена?
— Не способен… Поэтому для нас смерть — это притупленное ее осознание, которое с нами всегда. Мысль о смерти сидит в каждом шахтере и его близких.
— Эта мысль, когда смерть наконец происходит, помогает вам справиться с болью?
— Нет. Все равно больно. Но сама мысль о смерти сидит всегда и никогда не уходит.
— Если больно все равно, то какой от этой мысли прок?
— Она дает нам силу. Мы становимся сильнее от того, что постоянно готовимся к тому, что кто-то из нас не вернется. Почему на полях сражений нас не сломили, как в Харькове и Одессе? Для Одессы случившееся стало шоком, и она замерла. А мы были готовы к смерти, и для нас произошедшие события стали поводом к восстанию. Понимаете, смерть… тут важно, как ты к ней будешь относиться. За что ты должен умереть? Если ты понимаешь, за что, то ты уже готов отдать свою жизнь.
— За что?
— Я могу объяснить, — говорит он тихо и наливает из чайника. — Но я лучше покажу. Мы сейчас поговорим и поедем туда, где я тебе покажу, за что готов умереть я.
— А вы готовы умереть?
— У меня два ранения на этой войне.
— Я не спрашивала — прячетесь вы от опасности или нет. Я спросила — неужели вы прямо сейчас готовы умереть? — говорю я.
Он молчит. Пьет чай. Солнце широким пластом заходит через окно за спиной премьер-министра. Смешивается со светом, бьющим из люстры прямо над его головой. Захарченко пьет и смотрит в красную скатерть.
— Начнется завтра, — произношу я. — Солнце встанет над городом, как сейчас. Зайдет в это окно. И официанты будут так же тихо ходить с подносами по этим коврам. Но вас уже не будет за этим столиком. Вас вообще не будет. Поэтому позвольте мне повторить вопрос — неужели вы готовы умереть?
— Я буду говорить честно, — негромко отвечает он. — Смерти не боятся только идиоты. Я не идиот. Я боюсь смерти. Но если надо совершить действие, которое приведет нас к нашей цели, то я его совершу. Даже если ценой будет моя жизнь. Но я его совершу лишь в том случае, когда буду уверен, что этот бой либо эта война, взявшая у меня жизнь, приблизит нас к цели. Цена того, за что мы боремся, гораздо выше цены нашей жизни.
+++++
Светлая память
Свежие комментарии